Газета ``Эхо войны'', Совместный выпуск редакции газеты ``Новое дело'' (г. Казань) и Ассоциации поисковых объединений, 1992 г.

В центре военно-поисковой работы стоит острейшая в наши дни проблема отношения общества к человеку. Сам факт, что за неполные полвека у большой страны-победительницы не нашлось сил и средств, чтобы найти и похоронить сотни тысяч, а, по-видимому, даже и миллионы своих солдат, лежащих там, где застала их смерть, или сброшенных на скорую руку во временные "санитарные" захоронения. Пытаясь оправдать наше государство, нередко говорят про объективные трудности на пути решения этой задачи, но такие попытки несостоятельные: в газетах появилась информация, что незахороненные останки наших бойцов лежат и возле озера Хасан.

Сведения о размерах наших потерь в 1941-1945 годах, как известно, разноречивы. Разные источники называют разные цифры - от 8.668.400 человек, по данным генштаба, до 26-27 млн. прямых потерь - по данным комиссии, работавшей в 1989 году с участием Госкомстата и Академии наук СССР. Однако не все знают что учет потерь в первые годы войны велся совершенно неудовлетворительно, а в некоторых частях его вообще не было (См. Военно-исторический-журнал, 1990, N 4, с. 4-5). Немногим известно, что "смертные медальоны", введенные приказом НКО от 15 марта 1941 года, через тринадцать месяцев были отменены приказом того же НКО от 17 ноября 1942 года (там же, с. 4). Так - росчерком, пера - миллионы павших были с гарантией обречены на безвестность. Только в 1944 году (!) приказом замнар- кома обороны было предписано устанавливать на захоронениях военнослужащих памятники с указанием воинских дивизий, фамилий и имен погибших, дат их гибели. Что же касается того, кто отвечал за захоронение убитых - так ГКО еще 1 апреля 1942 года возложил эту ответственность на исполкомы областных и местных Советов, освобожденных от противника территорий. Как это делалось, рассказывают местные жители там, где прокатилась война. Везде происходило примерно одно и то же. Волоколамский район Подмосковья: как стаял снег, женщины, старики, ребятишки стаскивали с окрестных полей в бомбовые воронки, в старые овощехранилища погибших бойцов, а то и мирных жителей, а заодно, бывало, и лошадей. Набивали ямы доверху, присыпали землей. Документы и смертные медальоны не искали, не до того было... Так создавались "санитарные" захоронения. Позже, по наряду, собирали на местах жестоких боев, как это было подо Ржевом, черепа и крупные кости конечностей, сваливали их на телеги и увозили хоронить к братским могилам. Обычно такую "чистку" делали на полях, у дорог. О том, чтобы обследовать леса, овраги, траншеи - и речи идти не могло, да это было и небезопасно. Таким образом, со стороны государства было к концу войны сделано практически все, чтобы ни общая численность, ни имена погибших не стали достоянием истории. Об этом говорит и судьба огромного числа медальонов, которые еще десятилетия спустя продолжали находить ребятишки на местах боев. Никто не только не организовал их сбор, но и не объяснял детям, что это такое. Поэтому дети сжигали записки, а медальонами порой играли или приносили в школу вместо счетных палочек...

Десятилетия после войны наша огромная страна не могла очистить от взрывоопасных предметов родную землю, на которой продолжали гибнуть люди, преимущественно молодые, подростки и дети. Особенно ужасающи были эти потери в первые годы после освобождения, но их тоже никто не учитывал. Мы сами только года два назад вышли на эту проблему и тогда стали интересоваться у мужчин, которые были мальчишками в то тяжелое время, сколько их товарищей-ровесников (от 6 примерно до 16-17) погибло, подорвавшись. Поразили цифры: из 10 ребят нас осталось двое, или из 50 - десяток. Во всех этих и подобных фактах проявилось культивируемое правительством отношение нашего общества к малому винтику-человеку и к живому, и к мертвому, тем более пренебрежительное к мертвому, ибо он отдал уже государству все, что мог. В мемуарах Д. Эйзенхауэра приводится текст беседы американского командующего с маршалом Жуковым. На вопрос американцев о том, как наши войска преодолевали минные поля, советский маршал ответил: "Когда мы подходим к минному полю, наша пехота проводит атаку так, как будто этого поля нет. Потери, которые наносят нам при этом противопехотные мины мы считаем всего лишь равными тем, которые мы бы понесли от артиллерийского и пулеметного огня в том случае, если бы немцы прикрыли данный район не минными полями, а значительным количеством войск. Атакующая пехота достигнет дальнего конца поля, она образует проход, по которому идут саперы и в свою очередь делают проходы среди противотанковых мин, через которые может следовать техника" ("Подмосковье", 26.01.91, с. 6).

В течение десятилетий в нашем обществе сформировался и закрепился принцип отношения к человеку как к вещи - оценка его прежде всего с точки зрения степени его полезности, его использования по усмотрению власть имущих. Результатом такого подхода стало и отношение к жертвам ГУЛАГа, к жертвам Второй мировой войны и к ныне живущим людям. Примеров этому не занимать. Это и положение инвалидов афганской войны и здравствующих военнослужащих Советской Армии, и стариков, больных, и лишенных семьи детей в интернатах и детдомах, и всех, нуждающихся в общественной заботе на нашей неуютной земле. По отношению к павшим в общественном сознании закрепилась противоречивая внешне и совсем непротиворечивая по сути социальная схема: с одной стороны, возведение символически пышных монументов и, с другой, хладнокровное игнорирование тысяч и тысяч останков тех же красноармейцев, лежащих в лесах, в оврагах, по обочинам дорог, в общих "санитарных" захоронениях с лошадьми по всем тем местам, где прошла война. Логичным представляется с этой точки зрения размещение местной администрацией навозохранилища на пустоши, где было захоронено примерно семьсот красноармейцев и мирных жителей у села Владычино Волоколамского района Московской области. При этом попытки протеста старых жителей села, своими руками хоронивших убитых, в расчет не принимались. Потребовалось активное вмешательство сил "со стороны", чтобы покончить с надругательством. Но "моральная" победа в глазах местных жителей оказалась не на стороне ветерана войны А.А. Виноградова, который много лет пытался долбиться человеческого отношения к павшим, а на стороне осквернителей захоронения - бригадира Сухаревой, которая осталась "на коне", и ее покровителей - один из которых на "заслуженной" пенсии, а другие продолжают работать на ответственных постах, считая, что ничего особенного не произошло.

Опыт общения поисковых групп с жителями мест, где прошла война, показывает, что в большинстве случаев у молодежи и людей среднего возраста сформировалось вполне отчетливое "вещное" восприятие останков убитых: на них зачастую обращают ровно столько же внимания, сколько на придорожные камни, мусор в кювете. Например, в августе восемьдесят девятого в районе 15-го километра Селижаровского тракта нашими поисковиками был обнаружен в нескольких метрах от дороги скелет красноармейца, проросший дерном, на котором в наши дни был разведен костер. На краю кострища четко выделялась обожженная человеческая челюсть. Здесь же, в траншеях 1942-43 годов - обрывки бумаги, ржавые консервные банки и битые бутылки вперемешку с человеческими костями. Очевидно, что соседство останков с придорожным мусором никого не тревожило.

Восприятие останков старшим поколением жителей бывших прифронтовых деревень иное в том смысле, что останки убитых признаются человеческими. Эта оценка влечет за собой более или менее активные попытки прибрать кости, содействовать их захоронению. Именно пожилые крестьяне, мальчишки и девчонки военных лет охотно помогают поисковикам, ухаживают за сохранившимися могилами вблизи от домов. Вместе с тем те же жители игнорируют захоронения военных лет на собственных огородах или на сенокосном участке, выстраивают вспомогательные дворовые сооружения иногда вплотную к таким могилам - гуманизм у них почти всегда отступает перед хозяйственными соображениями. Естественно, что как подсказывает логика, в наши дни "вещный" подход появляется не только к останкам павших и не только в военное время. В том же самом Владычице "отношение использования" целиком воплощено в жизнь местной властью, методами экономического принуждения заставлявшей выходить на работу в поле глубоких старух-пенсионерок. В одном из писем В.А. Сухомлинского писателю Г. Медынскому есть строки: "Мое сердце сжимается от боли и гнева, когда я вижу, как обесценивается человек. Вырастают тысячи и тысячи людей, для которых жизнь человека - все равно, что мухи". В одном селе в нашей области произошло трагическое событие. Молодая мать ушла на работу, оставив дома троих детей... дети стали играть с огнем, хата вспыхнула и все трое сгорели. И что же? Председатель колхоза и председатель сельсовета на глазах у обезумевшей матери долго препирались: кто должен сделать гробы? А когда сельский учитель, возмущенный этим, сказал, что по-человечески-то во всем селе нужно объявить траур, его обозвали дураком.

Наше время - время возвращения духовных ценностей - возвращения человечности. Люди становятся иными. Одним из отражений этого процесса (при всей неоднозначности побуждений к участию в поиске) стало массовое движение молодежи за то, чтобы найти и захоронить по-людски всех бойцов Великой Отечественной. Надо только, чтобы люди, от которых зависит нравственная атмосфера в войсковых отрядах, не забывали этого. Необходимо помнить, что главное в нашей работе - это не число обследованных квадратных километров и даже не количество собранных останков (всех мы все-равно, если говорить честно, не сможем собрать), а то, как воспринимают эту работу и эти останки люди. И те, кто работает в поиске, и те, кто духовную необходимость этой работы - тем будет лучше для общества. Чем большее число мальчишек и девчонок в зеленой поисковой форме увидят за черными и мокрыми в болоте, или, наоборот, сухими и белыми в песчаном грунте костями реально живших на белом свете людей с их радостями и печалями - тем полнее молодые люди станут личностями, тем человечнее они будут. С этой точки зрения неоценимую помощь для нашего дела оказывает фронтовая литература - не Фадеев и Первенцев, а прежде всего Виктор Некрасов, Григорий Бакланов, Виктор Курочкин, Василь Быков, Константин Воробьев, Ольга Кожухова, Эммануил Казакевич, Василий Гроссман, Константин Симонов, Александр Бек, Александр Крон, Алесь Адамович, Юрий Белаш, Вячеслав Кондратьев, Дмитрий Гусаров. Все эти авторы, сумевшие честно, донести до нас чувства и мысли воевавшего поколения сороковых перебросить мост понимания через время и пространство.

Сегодня поисковиками нужно не только чисто и умно делать свое прямое дело - нужно еще и суметь рассказать зачем и ради кого они его делают. А жизненного материала у поисковиков для этого хватит.

...Во бремя раскопок летом 1990 года на месте исчезнувшей в войну вместе со всеми своими жителями деревни Ножкино в неглубоком шурфе открылась нам страничка истории. В метре от поверхности оказалась аккуратно сложенная крестьянская обувь - валенки с галошами, истлевшие в земле голенища. Рядом - свернутая в узел ткань, кружевные занавески, шерстяное покрывало. Все черное, будто обугленное. Здесь же стопка школьных учебников для седьмого класса - по физике, по истории, по литературе. Сверху эта схоронка была накрыта слоем обожженного битого кирпича, сгоревшего дерева, каких-то обугленных обломков. А еще выше, надо всем этим - скелет русского солдата, и рядом - чугунный корпус лимонки возле разбитого в куски черепа. Все это - и крестьянская утварь, второпях спрятанная перед бегством из дома - от неминуемой беды, и следы страшного пожара, и свидетельство смертного боя на этой земле - словно окно в прошлое. Заглянем, представим в душе, что пережили эти люди, и тогда уж - вспомним их добром. Иначе - зачем же нам идти по их следам?