Лишин О.В., Лишина А.К. ЭТО НУЖНО ЖИВЫМ | Содержание |
ОБЯЗАННОСТЬ БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ
Обязанность быть человеком не кончится вместе с теперешней войной, и для выполнения этой обязанности потребуется героическое сердце, пока все люди не станут людьми.
Юлиус Фучик
Опрос населения - один из самых трудоемких видов поисковой работы. Опросами надо охватить все населенные пункты - от малых хуторов до больших поселков городского типа. Нужно обойти все дома, иногда заходить по два раза: где-то нет на месте хозяев, где-то в отъезде особенно интересный для нас человек, а вернется через день-два. И главное - нужно записать все, что старшее поколение помнит о войне. "Разговорить" людей и точно записать их рассказ - целая наука. Ребят IV-VI классов на это задание не пошлешь. Старших, если они не общительны и медлительны, тоже нельзя посылать на такое задание. Беседу лучше вести втроем: один беседует, двое записывают по возможности дословно, но делают это попеременно, чтобы успевать за разговором.
Если местный житель во время войны жил не здесь, его рассказом все равно не следует пренебрегать - информация о войне лишней не будет. И надо торопиться: еще лет 5-10, и свидетели грозной поры уйдут. Уже сейчас среди них больше всего тех, кому в военные годы было 10-12 лет. Зато того, что от этих людей здесь можно услышать, не прочтешь ни в одной книжке. Однажды мы услышали о том, как в маленькой деревушке Клетки немцы "с гарантией" расстреливали окруженцев. Наших выстраивали в шеренгу, и все солдаты стреляли сначала в одного, разрывными, в голову... Потом - в следующего. При такой "организации" не могло быть случайно оставшихся в живых жертв. Среди расстрелянных было двое молодых нерусских ребят из Казахстана или Киргизии. В дни, когда фронт приближался к линии обороны панфиловской дивизии по левому берегу реки Рузы, они были посланы на другой берег минировать "предполье" - подступы к реке. Выполнив задание, они пытались вернуться к своим, но наши позиции были заняты прорвавшимися в другом месте гитлеровцами. Идти неизвестно куда, по снегам и лесным болотам, они, степняки, видно, не решились. Несколько дней парни скрывались около деревни, приходили в крайний дом за хлебом и картошкой. В селе пряталось еще несколько человек. Какое-то время немцы делали вид, что этого не замечают. Затем, видимо, последовало распоряжение - и все окруженцы были быстро выловлены и расстреляны.
Еще одна группа, отставшая от своей части (16 человек), пряталась в пустом овощехранилище за деревней, на берегу реки. Женщины носили им туда еду. Но после одной очень холодной ночи всех шестнадцать обнаружили замерзшими там же, в погребе, возле крохотного потухшего костерка. Это место стало их братской могилой, которую пока что нам обнаружить не удалось, хотя, по указанию тех самых женщин, мы накопали там уйму шурфов.
В другой деревне нам рассказали, как фашисты допрашивали пленного, молодого раненого лыжника. Перед расстрелом он отказался разуваться: "Вам нужны сапоги - вы и снимайте". А очень старая женщина, для которой, видно, самым большим потрясением в годы оккупации было несколько случаев предательства в ее родной деревне, сказала нашим ребятам: "Сколько угодно ругайте власти, порядки, но не предавайте людей, хуже предательства ничего нет".
В небольшом селе Чепчугово, что западнее Вязьмы, мы узнали, как в темную октябрьскую ночь после завершившейся трагедии пяти советских армий, героически сражавшихся в окружении, небольшая группа красноармейцев прорвалась через захваченное оккупантами Чепчугово, разгромила штаб немецкого батальона и, посеяв у гитлеровцев панику, ушла на юго-восток, в сторону реки Угры. Тактически это было безукоризненно умное и смелое решение, невозможное без толкового командира и хорошей разведки. Именно удар по штабу дал нашим бойцам возможность не только осуществить прорыв, но и оторваться в ночных лесах от преследования. Местный житель, немолодой железнодорожник, показал нам место на выгоне, где после ночного боя они с матерью и прохожим человеком похоронили погибшего бойца. "Про документы не помню, но, когда хоронили, мать называла его шофер Витя из Москвы". На месте карманов Витиной шинели мы нашли две обоймы, зажигательное стекло, две катушки с черными и белыми нитками, спекшимися как бы в глиняную корку, несколько довоенных монет, а еще в захоронении обнаружили две пули: одну в черепе, другую В костях таза.
Нашли мы шофера Витю из Москвы в тот день, когда из братской могилы в Крюкове торжественно переносили прах Неизвестного солдата для погребения у Кремлевской стены. Витю мы похоронили у памятника, поставленного за год до этого нашим отрядом на высоком берегу речки между 241-м и 242-м километрами Минского шоссе, недалеко от Чепчугова. Памятник был более чем скромным: пирамидка со звездой, какие ставили во время войны на солдатских могилах, только наша была не фанерной, а из нержавейки. Поставили мы ее над старым дотом, настороженно глядящим на запад черной прорезью амбразуры. Привязка к 242-му километру была сделана неслучайно. Сюда привез нас московский ополченец Александр Михайлович Гольдман и рассказал, как дивизию подняли по тревоге в Дорогобуже, один полк, госпиталь и музыкантский взвод отправили на Спасск-Деменск, а два полка - на Вязьму. Большинство ополченцев, направлявшихся в Спасск-Деменск, были убиты возле села Знаменка на Марфиной горе при встрече с танками Гудериана, оставшиеся в живых вышли из окружения и вернулись в Москву. Судьба двух других полков была не менее трагична. По замыслу командования, они должны были выйти к Вязьме, чтобы оборонять город от наступавшего врага, но когда они вышли на шоссе Москва-Минск западнее Вязьмы, то оказались в тылу у немцев, уже занявших город. Тогда дивизия "оседлала" примерно шесть километров Минского шоссе, парализовав движение немецкой техники и на шесть дней задержала наступление фашистов на Москву. До Москвы немцам оставалось четыре часа езды на машинах, дорога была практически в эти шесть дней начала октября открыта для них, но именно эти отчаянно сражавшиеся части у них в тылах не позволили развить дальнейшее наступление. Только в первые сутки, говорят, они семь раз ходили в атаку на Вязьму, даже один раз зацепились за окраину, но сил не хватило удержаться...
Наверное, памятник надо было ставить ближе к городу, у Относова, на берегу реки Вязьмы. Где-то в том месте произошла легендарная история, когда какая-то отчаянная легковушка заставила повернуть обратно к Вязьме колонну танков. На полном ходу водитель подвел машину к голове колонны, из нее выскочил напарник водителя, бросил под танк гранату, вскочил на ходу в развернувшийся автомобиль. Наши успели уйти из-под взрыва, загоревшийся танк перегородил дорогу, немцы повернули. А может быть, совсем неважно, на каком именно месте ставить памятник. Вся земля там после бомбежек и обстрелов перемешана с прахом людей. И держали эти шесть километров все проходившие мимо части. Сейчас вместо нашего скромного обелиска на 242-м километре Минского шоссе сооружен мемориал 7-й Бауманской дивизии народного ополчения Москвы: бронзовая фигура раненого солдата, в последнем порыве бросающего гранату.
Конечно, ополченцы-бауманцы заслужили такой памятник, но было бы справедливо рядом с посвящением бауманцам поместить еще два. Одно - бойцам 16, 19, 20, 21 и 32-й армий, которые вместе с ополченцами сковали здесь 28 немецких дивизий (в том числе 7 танковых и моторизованных) - одну треть войск, двигавшихся на Москву, и привести слова маршала И.С. Конева о том, что эти воины-герои, перед которыми все мы склоняем головы. Второе - шоферу Вите из Москвы, который здесь похоронен 2 мая 1965 г., а погиб в ночном бою в октябре 1941-го у деревни Чепчугово при прорыве группы красноармейцев из окружения.
Рассказ местных жителей о ночном бое у Чепчугова мы вспомнили в Карелии через 20 лет на высоте 264,9, где 31 августа 1942 г. при прорыве кольца окружения сходным тактическим приемом воспользовались карельские партизаны. В суматохе боя ночью с осажденной высоты спустился один из взводов, он обошел финские позиции и атаковал с фланга не ожидавшего такого нахальства врага. Был разгромлен ротный командный пункт финнов, убито несколько старших офицеров. Началась паника, партизанская бригада смогла оторваться от противника на рассвете прежде, чем он пришел в себя, и ушла на север.
Кроме "военных" рассказов бывают и другие, "бытовые", иногда жутковатые. Так, в селе Новлянском, южнее Волоколамска, зимой 1942 г., когда советские подразделения вступили в село, трое немецких солдат проспали их приход. Вероятно, они сменились с ночного дежурства и проснулись слишком поздно. Двое пытались уйти через огороды, но были убиты, а одного поймали местные мальчишки, зарезали, раздели и уже мертвого, как салазки, спускали с ледяной горки... Это ведь тоже война: всеобщее озверение, общая ненависть до потери человеческого облика... В глазах этих мальчишек, которые видели, наверное, в сарае у церкви нашего обезглавленного пулеметчика, немецкий солдат не заслужил права считаться человеком, но и сами они перешагнули рубеж человечности, еще не успев повзрослеть. Но, спрашивается, кто сделал первый шаг в этом направлении? Не те ли, кто пришел с убийствами в их село или вывешивал объявления у колонок: "Вода только для немецких солдат. Русские, берущие воду, будут расстреляны"?
Вывезенная в Германию как "остарбайтер", а затем попавшая в Освенцим Александра Касьяненко рассказывает: "Нам перевели разговор между охраной. "Неужели вам не жалко, ведь это же люди?" - спросил один охранник. Второй ответил: "Если бы я хоть на минуту представил, что это люди, я бы с ума сошел". (Труд. 1989. 21 февр.). Есть черная шутка: "Что такое собака Баскервилей? - Это Муму, которая выплыла..." Бесчеловечность заразительна - в этом смысл сказанного. Инфекция эта в нашем обществе идет не только и, мы думаем, не столько от войны. По самым приблизительным подсчетам, с 1927 по 1953 г. в нашей стране было арестовано и отправлено в лагеря более 50 млн. человек. Около 40 млн. из них погибли. В это число не входят "любимые дети существовавшего режима" - уголовники. На них в первую очередь опиралась администрация лагерей, создавая нечеловеческие условия жизни для "политических". Не входят и миллионы служивших в охране, "вольнонаемные", непосредственные исполнители и носители бесчеловечных "законов зоны". В целом благодаря режиму, созданному палаческой системой Сталина и его подручных, к "нравам зоны" приобщилась практически вся страна, и в первую очередь правящая верхушка государства, основу которой составляли люди с психологией преступников "паханов".
Ю. Белаш писал в одном из своих последних стихотворений, имея в виду Сталина:
Он
Самое страшное даже не в том, что он истреблял людей.
Самое страшное в том, что он растлевал людей.
Он натравливал их на мертвых, возводя клевету
в норму жизни.
Ложь становилась правдой, правда ложью,
ум и талант - посредственностью, глупость -
достоинством, милосердие - соучастием
в преступлении, наглость - отвагой, а жестокость -
едва ли не высшим проявлением мужества. Все было
сдвинуто с мест и поставлено вверх ногами.
Самое страшное даже не в том, что он истреблял людей.
Самое страшное в том, что он развращал людей.
Он учил их лицемерию - прикрывать свои подлые цели
фейерверком звучащих весомо, но опошленных слов:
о строительстве нового мира, братстве и равенстве,
гуманизме, критике и самокритике, свободе,
честности, супружеской верности, скромности, -
и так овладел этим презренным искусством,
чтобы не только твои современники, но и потомки
не смогли разобраться: а каким же он был?..
Естественно, что при этих условиях нравственные нормы всего нашего общества в последующие десятилетия заметно понизились. Да и как им было не понизиться, если целые поколения прошли жестокий отбор на невмешательство в преступления, нагло вершившиеся на глазах у всех?
Где теперь крикуны и печальники?
Отшумели и сгинули смолоду...
А молчальники вышли в начальники,
Потому, что молчание - золото...
А. Галич
В 1988 г. жители деревни Мыканино под Волоколамском М.А. Глазова, Б.С. Крутова, М.Л. Сухотина, А.А. Ратникова, Л.А. Платонова рассказали дозоровцам историю о том, как весной 1942 г. они, тогда еще совсем молодые, похоронили 42 красноармейца 2-го батальона 19-го полка панфиловской дивизии. Через пять лет, в 1947 г., молодежь села поставила на их могиле временный памятник, который в 60-е гг. заменили постоянным. В книге А.С. Трефилова "У ворот Москвы" (Алма-Ата, 1982) об этом памятнике сказано так: "На крутом склоне на окраине Мыканина, где похоронены наши бойцы, комсомольцы деревни вскоре после боев возвели кирпичный памятник героям, обнесли его железной оградкой и сделали надпись". Автор был помощником начальника штаба 19-го полка, в своей работе он стремится быть точным.
Но напрасно сейчас искать памятник возле Мыканина. Еще в 1973 г. руководители Аннинского сельсовета с благословения властей предержащих сочли, что захоронение удобнее перенести в Аннино. О том, как сделан был "перенос", и сейчас рассказывают обломки бетонной фигуры солдата, разбитой бульдозером, и металлическая арматура, валяющаяся на "крутом склоне на окраине Мыканина". Местные жители о решении не знали, а "перенос" был организован тогда, когда многих жителей дома не было. "Переносили" останки с помощью экскаватора, сделали это, естественно, грубо и поверхностно. Оно, может быть, и к лучшему, что останки взяли только с поверхности: по словам жителей, на дне могилы лежит вырубленный изо льда речушки, протекающей рядом, погибший боец с взведенной противотанковой гранатой в руке. Запалы от этих гранат в глинистой почве неплохо сохраняются, а они - мгновенного действия... Не надо трогать эту могилу.
А восстановить памятник необходимо. Обломки его на том месте, где 16 лет назад стоял простенький монумент, поставленный народными силами, - почти что символ административного хамства по отношению к памяти о войне, по отношению к мертвым и к живым. Ведь на могилу до последнего времени приезжали родные погибших из Средней Азии. Практически в любом человеческом обществе такое поведение властей должно квалифицироваться как осквернение могилы. Поисковики, кстати, с такими фактами сталкивались не один раз, как и со случаями, когда официально считается, что захоронение перенесено в другое место, обычно к памятнику где-нибудь на центральной усадьбе совхоза или колхоза, но на деле это сделано не было. И часто власти, вместо того чтобы поблагодарить за помощь в исправлении ошибки, яростно сопротивляются вопреки очевидному, не давая сделать действительное перезахоронение. Вот и еще одно доказательство падения нравов...
Во всяком обществе движение молодежи - это обостренное отражение интересов и тревог всех его членов, не только молодых. Мы не согласны с мнением Юрия Полякова, высказанным им в диалоге с Николаем Шмелевым (ЛГ, 1989. 26 июля), относительно "мнимого могущества классового подхода" и того, что юноша от старика отличается гораздо больше, чем буржуа от пролетария. Не знаем, как насчет буржуа, а вот дети высокопоставленного чиновничества по своим интересам и взглядам гораздо ближе к чиновникам-пенсионерам, чем, скажем, к детям кузбасских шахтеров. Что же касается шахтеров-пенсионеров, то их просто мало: коротка жизнь шахтера после выхода на пенсию, не в пример жизни персонального функционера республиканского или союзного значения.
В широкой волне молодежного неформального движения сегодня нашли себе место самые разные течения: от "карнавальных культур" панков, металлистов, брейкеров, фанатов до людей "системы" - хиппи, пацифистов, попперов, мажоров - и объединений с резко выраженной социальной и политической направленностью. Одни из них основаны на стремлении к общению, эмоциональной компенсации, другие живут только сегодняшним днем, третьи стремятся к достижению духовного и физического совершенства, четвертые - к социальным преобразованиям со знаком плюс или со знаком минус. Активность молодых проявляется прежде всего в "горячих точках" жизни нашего общества, где скопилось более всего нерешенных проблем: это и сохранение культурного наследия, и экология, и саморазвитие личности, и эстетическое воспитание, и правовые вопросы, и будущее нашего общества... Военный поиск на местности с задачей захоронения забытых останков советских солдат возник вскоре после окончания войны и стал массовым неформальным движением в 70-80-е гг.
Среди неформальных объединений подростков, вызывающих особое беспокойство в самых широких общественных кругах, следует назвать правоэкстремистские группы, в первую очередь "фашиков", или фашистов, и уголовные команды типа казанских или дзержинских. Появление их подвело как бы черту под хроническим неумением наших общественных и государственных воспитателей вести сколько-нибудь эффективную массовую работу с молодежью. Неумение этих воспитателей, за редким исключением, быть организаторами социально значимой деятельности подростков и юношества, практически полное отсутствие государственной и общественной поддержки тем людям, которые вопреки всем препятствиям эту работу ведут, в конце концов не могли ни привести к закономерным результатам: дело формирования мировоззрения подростков оказалось в значительной степени в руках уголовников и экстремистов. Достаточно сказать, что в нашей стране сегодня нет ни одного высшего учебного заведения, где готовили бы педагогов-воспитателей. Единственное в стране отделение в Коломенском пединституте, где готовили специалистов по работе с подростками-правонарушителями, было не так давно закрыто. Видимо, эти специалисты тоже не нужны. А страну захлестывает неуправляемая стихия подростковой преступности. Общеизвестен "казанский феномен", о котором мы расскажем ниже. Гораздо важнее, наверное, понять, как он возник.
В этом отношении любопытную модель представляет собой город химиков Дзержинск, неподалеку от г. Горького. В самом начале 70-х гг. ЦК ВЛКСМ проводил здесь конференцию, посвященную организации работы с детьми и подростками по месту жительства. Дзержинск рассматривался как эталонный город. Дело в том, что в этом небольшом городе всего один хозяин - ведомство химической промышленности. Поэтому тут не было проблемы помещений, ставок, кадров, оборудования и снаряжения для детских клубов. К началу 70-х практически все подростки в возрасте 10-13 лет были охвачены работой но месту жительства. Отсюда и уверенность, что воспитательный успех достигнут, раз практически все подростки состояли в кружках, клубах, спортивных секциях. В этой возрастной группе резко снизилось число правонарушений.
Действительность, как ей и полагается, грубо разрушила иллюзии. Уже в середине 70-х секретарь ГК ВЛКСМ Дзержинска в беседе с журналистом бросил фразу: "Если бы я знал, что делать, я бы вошел в историю нашего города... все плюсы, которые были в начале 70-х, плюсами и остались, а положение с каждым днем осложняется". Положение действительно осложнялось: подростки, которые провели 2-3 года в кружках, футбольных и хоккейных секциях, внутренне не изменились и вышли из этих объединений с тем же нравственным багажом, с которым пришли туда. Почему же так произошло? Потому, что у организаторов детского и подросткового досуга была одна цель - занять свободное время ребят, других не было.
Между тем в психологии есть очень важное, но трудноуловимое понятие смысл. В каждом человеческом действии, тем более в деятельности, скрывается ответ на вопрос, ради чего совершается то или другое действие, та или другая деятельность. В этом "ради чего" и заключается их смысл. Если смысл осознан человеком и принят им, то он становится ценностью этого человека, этой личности. Ценность, т.е. смысл, нельзя навязать человеку со стороны, ведь сколько не говори "халва, халва", во рту сладко не станет... Беда командной педагогики в том, что она не дает человеку самому выработать свою систему ценностей, а пытается навязать их, совершенно не заботясь о том, чтобы они были обеспечены реальным "золотым запасом" отношений к людям, к жизни.
Ничто не волнует человека в 15-20 лет больше, чем поиск своего собственного смысла жизни. Письма молодежи в газеты полны вопросов на эту тему. В этом возрасте человек строит свою, глубоко личную, только ему принадлежащую систему нравственных координат, чтобы потом, в течение всей своей жизни, с ее помощью определять, куда же он движется в своих поступках, каким его видят люди и он сам себя. Потому и тянутся подростки к социальной активности, что она дает им строительный материал для сооружения системы нравственных координат, т.е. оценку со стороны и самооценку. Но как порой реагирует наше общество на такие попытки, видно хотя бы из событий в городе Щучинске Кокчетавской области. Намерение школьников города возложить венки на заброшенную могилу Героя Советского Союза полковника Н.Я. Клыпина было расценено председателем городского совета ветеранов и даже горкомом КПСС как "проведение несанкционированного митинга". Вместо того чтобы помочь его "санкционировать", срочно собрали заседание идеологического отдела горкома, после чего школьников шести школ города заблокировали в собственных классах, так сказать "прищучили" (Комсомольская правда. 1989. 13 июля). Вся эта паника была бы просто смешна, если бы за ней не стояла боязнь администрации любого проявления несанкционированной социальной активности молодежи.
Но вернемся в город Дзержинск. Что же произошло с подростками, когда они стали старше? В детских дворовых командах они играть не могли - выросли. Кружки мягкой игрушки уже не привлекали. Возраст же требовал действий, активности настоящего дела, возможности испытать себя на взрослость. Вот характерное признание: "Мы сами тянемся к старшим, и, как правило, каждый находит себе друга и покровителя. Авторитет старшего огромен: кто защитил тебя в трудную минуту, когда сам ты не умел еще как следует драться; кто научил тебя "качаться", ездить на мотоцикле; из чьих рук ты получил первую сигарету, первую женщину? Кто дал тебе приют, когда ты поссорился с родителями и решил бежать из дому?"
Обратите внимание, перечислены ценности, смысловые знаки взрослости, "того самого мира": драка, сила, мотоцикл, сигарета, рюмка, женщина... Это уже основа "системы координат", реальной жизненной позиции.
"И когда такой друг обращается к тебе, как к взрослому (выручи, мол, одолжи пятнашку на недельку), тебе и в голову не придет отказать - разобьешься, но достанешь эти пятнадцать рублей, - рассказывает журналисту "Московского комсомольца" (2 февр. 1989 г.) мальчишка. - Берут не слишком часто, тут подход индивидуальный, но уж если к тебе обратились, попробуй не принеси! Наложат штраф... Мне нужно было набрать 75 рублей и заплатить "штраф", иначе меня бы сделали педерастом. Был у нас один парень, который категорически отказывался платить дань. Его часто били, причем били жестоко - ни в какую. Скорее всего, его били не из-за каких-то паршивых "пятнашек", а из-за того, что он был не такой, как все, никого не боялся и ни перед кем не "шестерил". Тогда напоили и изнасиловали его девчонку... Не выдержал, выбросился из окна... Других таких "строптивых" я не знаю".
В этой исповеди - всё: и психологический механизм "залавливания душ", и "метод подсечки", чтобы пойманная жертва не сошла с крючка, и даже система эксплуатации и подавления непокорных. Что же пытались противопоставить этой злой силе в Дзержинске? Кружки "мягкой игрушки" да "Золотую шайбу"... Наивные люди, эти общественные воспитатели.
К концу 70-х - началу 80-х гг. стало ясно, что подростковые группировки в Дзержинске неуправляемы. Они начали делить между собой жизненную территорию - занятие древнее и весьма выгодное вожакам. Оно укрепляет ряды и придает известную пикантность житейской прозе. К числу его "достоинств" можно отнести и такое: оно не оставляет места нейтралитету, каждый ведь где-то живет. Оттого-то и дает основание кому-то себя бить. Если он не примкнет к местной группировке и не станет в свою очередь лупить "иноземельцев", ни в чем, кроме иного места жительства, не виноватых, то, хочет он того или не хочет, поставит себя в очень уязвимое положение. Среди трагедий этого времени в Дзержинске помнится одна: мальчик жалуется дома, что путь в школу - это дорога на Голгофу, она лежит между двумя враждующими группировками. Вскоре он исчезает. Труп его позже находят в одном из городских подвалов.
В первой половине 80-х группа матерей из Дзержинска написала письмо в местные правоохранительные органы. Матери требовали одного: "Сделайте наши улицы безопасными для наших детей!" Ответа органов внутренних дел мы не знаем, но нетрудно предугадать - он никого не мог обнадежить, поскольку милиция, как и школа, была в очень затруднительном положении. Дальнейшее развитие событий показывает нам "казанский феномен". Чем дальше, тем больше территориальные группировки подпадают под власть организованной преступности; подростки становятся функционерами мафии. Их основная задача - сбор дани с подотчетной территории в пользу вышестоящих "инстанций". Сумма отступного с семей, чтобы не трогали их детей, возрастает до 200-250 рублей в год. Для "разрядки" высшие чины мафиози сталкивают подростковые банды в заранее запланированных стычках. В некоторых драках участвуют сотни ребят школьного возраста. Начинают формироваться также и "рейдовые бригады" подростков для разбойного промысла за пределами своей области. О них сообщала пресса, когда они появлялись в московском регионе.
Одним из вариантов все той же схемы становится вербовка кадров "фашиками" и другими правоэкстремистскими группами. И здесь часть подростков вначале демонстрирует приверженность объединению через одежду, прически, татуировку, демонстративное поведение. Однако уже посвящение в члены фашистской группировки требует от новичка взноса кровью в подтверждение своей жестокости, твердости и прочих "мужских" качеств. Этот прием тоже не оригинален: им издавна пользовались уголовники, обрабатывая новичков. Лидеры при этом выигрывают дважды: новичок не только зарекомендовывает себя, но и убеждается, что путь в нормальное общество ему отрезан. В то же время жестокости совершаются сравнительно малоценными новичками, ядро группы формально не имеет к ним отношения. Пресса последних лет свидетельствует, что "фашики" в доказательство своих "истинно арийских склонностей" способны идти довольно далеко: "Шили нацистскую форму. Ночами ходили по городу, кричали "Хайль Гитлер!" и прохожих заставляли кричать, - рассказывает девушка, два года состоявшая в фашистской организации в городе-герое Ленинграде. - А если они отказывались? Ставили на колени, били..." (Крокодил, 1988. 18 июня). Садистские издевательства над женщинами, избиения коммунистов и комсомольцев, глумление над стариками и беспомощными людьми носят у фашистов подчеркнуто идейный, принципиальный характер. Известен случай: группа "фашиков" затащила в пустующий дом 40-летнего мужчину и устроила ему пытку с применением электронагревательного прибора. Мужчина терял сознание - его окатывали водой и продолжали пытать. В обожженные места втирали соль. 17-летний учащийся техникума П. (кстати, сын офицера, члена КПСС. - Авт.) вломился в комнату женского студенческого общежития, душил девушку, заливал ей в глаза лак для волос, ткнул другой девушке окурком в лицо. Несколько лет назад "фашик" А.3., одетый в черную форму эсэсовца и вооруженный добытым в местах боев немецким карабином, убил в лесу под Ленинградом грибника. "Фашики" с кличками Пауль и Борман, отбыв сроки за квартирные кражи и разбойные нападения, изнасиловали в извращенных формах двух девчонок и начали вырезать на спине у одной из них свастику. Ножом получилось не так хорошо, как хотелось изуверам. И они принялись улучшать рисунок с помощью бритвы. Резали и приговаривали: "Скажи, что любишь фашистов" (Неделя. 1989. с 15).
Самым интересным в ситуации с "фашиками" является то обстоятельство, что власти, официальное законодательство и правоохранительные органы, похоже, твердо решили их не замечать. Если "фашиков" и судят, то только за хулиганство, но уж никак не за то, что они носят свастику или срывают комсомольские значки у студентов. Отсутствие прямого и четкого указания в законодательстве, что принадлежность к группировкам, исповедующим фашистскую идеологию, демонстрация и пропаганда этой идеологии караются по закону, должно быть оценено как самый сильный провоцирующий фактор. Думается, что отсутствие такого закона в нашей стране имеет в своей основе уже описанное психологическое явление, типичное для нашего общества, а именно упорное нежелание определенных административных кругов назвать опасность своим именем и сделать из этого трезвые выводы.
"Над колыбелью фашизма, - писал 16 июня 1945 г. Илья Эренбург, - стояли не только ведьмы, но и глупые феи. Они надеялись обучить новорожденных людоедов хорошим манерам... Русские тогда считались варварами... а фашисты - шаловливыми, но благородными юношами... Нужно помнить, что путь в Освенцим лежал через Мюнхен... Нельзя уничтожить эпидемию снисходительностью к микробам". В мае 1946 г. Эренбург продолжает свою мысль: "Фашизм - это идеология, при помощи которой один человек хочет поставить ногу на шею другого человека и сделать этого другого человека рабом. Неужели кто-нибудь думает, что вся эта идеология зачеркнута в мировом масштабе одним росчерком пера генерала, подписавшего капитуляцию германской армии? Фашизм существует до сих пор, существует в разных формах, открытых и скрытых, и эта болезнь не из тех, которые излечиваются просто солнцем и свежим воздухом... Фашизм - не насморк! Фашизм - гангрена! Гангрену не лечат свежим воздухом, с гангреной борются при помощи хирургического вмешательства".
По нашему убеждению, нельзя путать задачи работы с "трудными подростками", несовершеннолетними правонарушителями и пресечение деяний активных участников преступных организаций. Надевающий фашистский значок должен знать, что он совершает преступление, участвующий в фашистской акции должен знать, что он преступник, а если акция связана еще и с бесчинством или жестокостью - тем хуже для него. Попытка бездействовать, как это не раз уже бывало в нашей истории, способна привести общество лишь к худшему: к вариантам Нагорного Карабаха, Ферганы и т.п. А это жизни, жизни, жизни... Напомним, что в ситуациях, подобных вспышкам мятежей в Коканде, Андижане, Маргелане, Сумгаите, в начале беспорядков, как правило, возникали умело спровоцированные мелкие драки между подростками разных национальностей, и только потом на арену выходили взрослые и проливалась кровь.
На самом деле в отношении профилактики преступных группировок молодежи дело обстоит не так уж фатально. Феномены Дзержинска, Казани, Алма-Аты, Кемерова, Воркуты и других "горячих точек" уже давно показали, что помимо того, что для решения вопросов воспитания подростков необходимы средства, которых не хватает (зато они в избытке у мафиози), нам не хватает прежде всего воспитателей-педагогов, умеющих возглавить "просоциальную" активность подростков. А еще в наших условиях в дефиците социально ценные виды деятельности, которыми могли бы заняться подростки. Напомним, что варка манной каши, игра в куличики или в "третий лишний" в виде объектов социально значимой деятельности подростков себя решительно скомпрометировали, как, впрочем, и большинство других школьно-пионерских вариантов.
В последнее время оказались "в моде" военно-патриотические объединения, клубы и отряды, возглавляемые молодыми людьми, прошедшими Афганистан. Это прекрасно при одном только условии: если в каждом таком клубе помимо тренера будет еще и воспитатель, носитель "педагогического смысла" работы. При всем нашем огромном уважении к людям, прошедшим Афганистан, опрометчиво считать, что эта война обучила их еще и педагогике, и педагогической психологии. Факты говорят, что увлечение "военно-патриотическим воспитанием" при неясности, что же следует включить в это понятие, способно дать нам не столько дисциплинированное пополнение Советской Армии, сколько новые кадры "дедов" и вообще что угодно. Напомним, что в Ленинграде группа юных "фашиков", взалкавшая целенаправленной военно-спортивной подготовки, нашла ее именно в таком объединении... Было бы неверно возлагать на прекрасных ребят-"афганцев" ответственность за результаты деятельности военно-патриотических объединений, где, по существу, есть всё, кроме сознательно организуемой воспитательной работы - и политической тоже. Бывших солдат просто надо готовить к их новой социальной роли. Выше мы уже говорили об отсутствии в нашей стране системы профессиональной подготовки воспитательских кадров. Бывшие военнослужащие могут составить значительную - и не худшую - часть ее абитуриентов.
Подросток, повторим еще раз, нуждается в трудной и даже в известной мере в рискованной деятельности, позволяющей ему без натяжки уважать себя. Если мы не предложим ему такой деятельности, он найдет себе ее сам. И тогда, как говорится, не плачьте, товарищи воспитатели, и родители тоже.
Казалось бы, обнаружив, что в нашей стране уже более 30 лет существует движение поисковиков на местности, требующее от его участников не только хороших туристских навыков и выносливости, но и твердости характера, дисциплины, бескорыстной самоотверженности, озабоченные судьбами молодежи люди должны бы только радоваться, что в него все больше вовлекается подростков, и всячески помогать или хотя бы не мешать тем, кто такой работой занимается. Так нет же! Мы уже приводили беспокойство Путилова, тиражированное "Собеседником". Недавно подобное же опасение высказал человек, вроде бы достаточно сведущий в поисковом деле. Это уже упоминавшийся нами в связи с историей во Владычице С.С. Кашурко. Давая 9 июля 1989 г. интервью "Московской правде", он сказал: "Главное - это активные действия Министерства обороны СССР. Не любителей, не энтузиастов, а специализированных подразделений, отрядов. Пора уже государству взяться за это дело!" Выразив таким образом свою общую позицию, С.С. Кашурко продолжает: "Для ребят в пионерских галстуках немало других дел. Работа в архиве, например, переписка с родственниками героев... Захоронением должны заниматься взрослые, к тому же специально обученные люди. Ведь опасность велика. Земля наша еще далеко не всюду залечена - мины, снаряды... В местах непогребенных останков скапливаются опасные болезнетворные микробы. Нет, поиск и захоронение - занятие не для подростков, и решать его нужно на государственном уровне".
Зная Степана Савельевича Кашурко как серьезного человека, мы не можем допустить мысли, что его интервью ставит целью восстановить общественное мнение против подростковых групп, занятых военно-поисковой работой и зарегистрированных во Всесоюзном координационном совете поисковых отрядов при ЦК ВЛКСМ. Конечно же нет! Но тогда придется предъявить ему упрек в непозволительной для серьезного человека наивности, граничащей с безответственностью. На самом деле все не так просто, как ему кажется. Управление инженерных войск Московского военного округа сообщает: "В Московском военном округе специалистов-саперов можно пересчитать по пальцам, и то в пределах знаменитых Таманской и Кантемировской дивизий. В других частях штатных саперов нет вообще. Как не существует и должности ответственного за разминирование специалиста по боеприпасам в облвоенкоматах... В марте прошлого года на всесоюзном слете поисковых отрядов было предложено создать при облвоенкоматах специальные военизированные отряды. Но присутствовавшие на слете представители Министерства обороны никак не откликнулись на это предложение" (Труд. 1989, 1 июля).
Работая бок о бок с саперами в мае 1989 г. на новгородской земле во время операции "Вахта Памяти", мы убедились, что саперы современной армии не имеют ясного представления о боеприпасах второй мировой войны. Это касается и солдат, и офицеров. Безусловно, они в состоянии собрать подозрительные на взрывоопасность предметы, с тем чтобы потом подорвать их толовой шашкой. Но не более того. Задача создания саперных подразделений, проинструктированных на предмет работы с боеприпасами второй мировой, окончательное обезвреживание огромных территорий в Калужской, Смоленской, Новгородской, Ленинградской, Калининской, Мурманской областях, на Украине, в Белоруссии, на Кавказе, в Крыму - дай бог, чтобы эта задача оказалась по плечу нашему Министерству обороны. А уж кости искать... Давайте будем реалистами! Солдаты, замученные "дедовщиной", и даже офицеры сегодня смотрят на юношу-поисковика чаще всего как на "малахольного", которому делать нечего. Рассчитывать, что такие солдаты станут со знанием дела, а главное - добросовестно отыскивать останки павших почти 50 лет назад воинов, по меньшей мере легкомысленно.
Немного об опасности болезнетворных микробов. Консультация с микробиологами показала, что это опасение лишено всякого основания, поскольку солдаты Великой Отечественной гибли от пуль и осколков, а не от сибирской язвы и других спорообразуюших микробов. Их останки чисты настолько, насколько может быть чиста земля. Работа с ними опасна не больше, чем любая работа с землей: конечно, лучше работать в перчатках, следить за целостью кожи, быть аккуратным, чтобы не поранить руку об острые предметы в земле - осколки стекла и металла. Напарываться на ржавый гвоздь тоже не рекомендуется. В случае даже небольшого ранения и загрязнения ранки землей, как это положено по технике безопасности сельхозработ, следует сделать прививку против столбняка. Даже в тех случаях, когда болотистая почва консервирует мягкие ткани тела, они практически стерильны (потому и сохранились). Что же касается проблемы встреч со взрывоопасными предметами, то об этом мы уже говорили, полемизируя с Путиловым.
Но допустим, что беспокойство С.С. Кашурко услышали и разделили московские и немосковские педагоги, администраторы, работники руно, комсомольских комитетов, сотрудники военного ведомства и МВД и, наконец, родители? Услышали, разделили и оставили подросткам "переписку с родственниками героев" (в архивы "ребят в пионерских галстуках", естественно, не пустят, да и усидчивость для архивной работы нужна не подростковая). Что мы будем иметь? Неуправляемую стихию пацанов, шарящих по старым окопам, не менее неуправляемые группы "черных следопытов" (появился и такой страшноватый термин в нашей общественной жизни, но о них позже), разбросанные по лесам и полям кости солдат и никак не меньшее число трагедий от встреч со взрывоопасными предметами. В деле военного поиска точно лучше не станет, а вот в деле воспитания станет гораздо хуже, потому что убавится число серьезных дел для наших ребят.
У Ю. Белаша есть горькое и мужественное стихотворение о его поколении. Оно так и называется - "Ровесникам":
Ровесникам
Мы знали, что умрем мы не в постели.
И потому порою в двадцать лет
угрюмо с фотокарточек глядели
на этот - ставший черным - белый свет.
Война прошла по жизни страшным крошевом,
привычки и желания смешав,-
и пролегла меж будущим и прошлым
истории кровавая межа.
Мы знали, что умрем мы не в постели.
И потому - судьбе наперекор -
мы так неудержимо жить хотели,
как, может, не хотели до тех пор.
Ведь сердце - непосредственный начальник -
нам не могло заранее сказать,
где, на каком на рубеже печальном
погубит нас последняя гроза. ...
... Есть справедливость и в несправедливости.
И ты поймешь, в лицо увидев смерть,
чтобы солдатами мальчишкам вырасти -
необходимо быть готовым умереть.
В нашу эпоху переоценки многих ценностей самая грозная опасность, стоящая перед обществом, - это потеря ценностей нравственных, общечеловеческих. На наш взгляд, угроза эта идет с двух направлений. Одно из них - стремление обывателя к наживе. Популярная мысль К. Маркса, что определенная прибыль побуждает капиталиста попирать ногами все человеческие законы, совершенно напрасно забыта сегодня. Разве не сверхприбыль побуждала Министерство мелиорации губить целые регионы плодородных земель? Как выясняется, гибель Арала планировалась чиновниками заранее. Разве не сверхприбыль дает соответственным ведомствам продажа сырья в виде северной нефти, среднеазиатского хлопка, сибирских лесов или сбыт населению налитых нитратами овощей? Прибыль породила мафию, прибыль рождает продажность чиновника и дерзость преступника.
Вторая опасность - фашизм, узаконенное насилие, организованная жестокость, разделение труда во имя подавления одних людей другими. Не надо строить иллюзий: между Сталиным и Гитлером гораздо больше общего, чем между каждым из них и человеческим обществом. Оба они - фашисты по своей деятельности и мировоззрению, и едва ли попытка строить социализм на одной шестой части земного шара сама по себе была виной тому, что в обеих, полярных по своей политической структуре частях человечества почти в одно и то же время возникли тоталитарные политические государственные монстры. С этой точки зрения остается констатировать некоторую непоследовательность в действиях наших идеологических служб. Негодуя, в прессе и устно, по поводу того, что в странах Запада нацистские военные преступники: эсэсовские палачи концлагерей, надсмотрщики и каратели не преследуются по закону, мы молчим о наших палачах наших лагерей, о сталинских подручных, творивших не меньшие беззакония и зверства. Применительно к "своим" партийным и беспартийным преступникам мы не требуем уголовного наказания, поскольку истек срок давности, равный 15 годам. Однако возмущаемся, когда военный трибунал города Бари (Италия) принимает решение об освобождении нацистского преступника, приговоренного к пожизненному заключению, бывшего эсэсовца Вальтера Редера, палача Марцаботто, горного селения близ Болоньи.
Создается впечатление, что для нашего общественного сознания преступления сталинских палачей - это внутренняя, интимная проблема нашего общества, не сравнимая с международными проблемами. Однако в сталинских концлагерях гибли коммунисты всех стран, за исключением, пожалуй, тех из них, кого Сталин, в порядке сотрудничества двух систем, выдавал гестаповцам. Но мы еще не готовы осуществить суд над системой Сталина и над ним самим, призвать к ответу исполнителей его кровавых замыслов. Это свидетельствует о том, что нам свойственно недооценивать опасность политической оппозиции справа. По существу, рост политического самосознания наших соотечественников и современников сопровождается прежде всего процессом поляризации с выделением на одном из полюсов общественно-политического сознания коллективистического и демократического типа, на другом - авторитарно-индивидуалистического, а в крайнем своем выражении авторитарно-фашистского. Все остальные варианты общественно-политического самосознания, по-видимому, будут тяготеть к тому или другому полюсу. Естественно, эта поляризация происходит прежде всего в сознании каждого из нас.
Именно поэтому проблема общественно-политического самоопределения есть проблема нравственная, проблема педагогическая прежде всего. Политику и педагогику тут разделить практически невозможно. Существуют же "черные следопыты" (не будем путать их с мародерами, роющимися в поисках ценностей на местах погребения жертв массовых расстрелов), которые ищут в траншеях второй мировой главным образом исправное оружие и гитлеровские "цацки" - пряжки, значки, знаки различия. И то и другое - для нужд черного рынка, где покупателей более чем достаточно, и все они экстремистского или уголовного толка. Солдатские кости для них - шлак, отходы, и они их выбрасывают. По имеющимся сведениям, именно "черные следопыты" прекрасно снаряжены и экипированы: у них есть и металлоискатели, и мотопомпы, и гидрокостюмы, и нередко транспорт. Часто они бывают вооружены, ходят в лесу в одежде гитлеровского вермахта и, таким образом, по стилю поведения сливаются с "фашиками".
Здесь мы должны высказать недвусмысленный упрек в адрес организаторов и руководителей массовых военно-поисковых акций. В мае 1989 г. в этой роли выступил ЦК ВЛКСМ. Огромная масса молодежи, на две трети неопытной, необученной, а главное, морально не подготовленной к выполнению новой для нее, трудной и суровой работы, хлынула в три военно-поисковых лагеря "Вахты Памяти" под Новгородом. Политическая работа, а в сущности нравственно-психологическая подготовка по отношению к этой массе практически не велась, так как силы опытных, кадровых, убежденных поисковиков были поглощены своими прямыми обязанностями - работой на местности. При соотношении массы новичков и опытных поисковиков примерно 3 к 1 влияние общественного мнения было сильно подорвано, так как для руководителя группы новичков какой-то там казанский "Снежный десант" ни в чем не указ и даже объект для нападок: почему не подготовили нам "перспективный" участок работы, где бы мы без особых хлопот могли отыскать десяток-другой медальонов? В такой мутной воде совсем неплохо чувствовали себя люди вроде тех двоих, которые пришли в избу местной жительницы, пережившей здесь войну, и допытывались у нес: не знает ли она в округе немецкие военные кладбища? Ребята эти были, как оказалось, из Ленинграда. Впрочем, ленинградская группа их практически не знала, появились они в ней перед самым отъездом в Новгород по объявлению в газете. Случайность? Возможно. Но зачем тогда такие объявления?
В день нашего отъезда на станции Чудово дозоровцы с возмущением обнаружили, что на штормовках их попутчиков- горьковчан во всю спину красовалась надпись: "Готт мит унс!" Последовал длинный и тяжелый разговор с руководителями группы, педагогами (!). Те никак не могли взять в толк, почему не уместно было являться в Долину смерти с надписями, 47 лет назад украшавшими пряжки поясов гитлеровских солдат. Боимся, что только численный перевес и решительный тон наших ребят избавили нас от хорошей драки. Уходя на поезд, горьковские поисковики обещали снять свои расписанные штормовки.
Вот она, политика! Анализируя эту встречу, мы вспомнили, что именно эта горьковская группа при работе на воронке оставила после себя целую груду солдатских костей неубранными. Горьковчане сочли неудобным для себя доставать кости из остатков солдатской обуви.
По лагерю ходили слухи, что ребята из какой-то приехавшей группы фотографировались в гитлеровских касках и с соответствующей жестикуляцией. Что за группа - узнать не удалось. И это тоже политика, она же воспитательная работа.
Хотим мы или не хотим, политика без спроса входит в наш дом с утренней почтой, с телевизионной передачей, с голосом диктора радио, с беседой с соседом, сослуживцем, женой, сыном или дочерью. Будни требуют от нас выбора своей позиции, своего отношения к событиям. Можно не хотеть ничего знать, ничего решать, но отказ решать - это тоже решение, только с завязанными глазами. В жизни народа, как и в жизни человека, мгновения выбора, определяющего дальнейшее течение событий, чередуются с отрезками пути, когда всем приходится в известной мере плыть по течению, и изменить при этом что-либо уже трудно. Как и в жизни отдельной личности, в жизни социума нет на перекрестке регулировщика или знака, предупреждающего: "Внимание, опасный поворот!" Чаще всего выбор народа складывается из сотен тысяч и миллионов поступков людей. Каждый из нас - из прошлого, слеплен этим прошлым, и каждый, отталкиваясь от себя самого, уходит в будущее - в себя завтрашнего. Рассчитывать, что на крутом переломе истории такой переход в будущее для миллионов произойдет без борьбы, подчас принимающей жестокие формы, было бы наивно. Важно в такие эпохи отдавать себе отчет, с кем ты и против чего выступаешь. "Образ врага" - это, может быть, и плохая фантазия, но еще хуже, если враг возникает перед тобой безо всякого образа, внезапно, в черной яви Коканда или Сумгаита. Нашим детям необходимо знать, во имя чего им стоит рискнуть жизнью. Важно только, чтобы им не выпала страшная участь быть преданными своими учителями и своими руководителями.
Дописывая 9 июня 1943 г. последний листок своей последней, созданной в фашистской тюрьме книги "Репортаж с петлей на шее", один из самых человечных людей нашей эпохи Юлиус Фучик, как нам кажется, думал о том же самом: "Люди, я любил Вас! Будьте бдительны!"
Лишин Олег Всеволодович
Лишина Аркадия Константиновна
Содержание | Начало документа |