"Известия" 8 сентября 1992 г.

Элла МАКСИМОВА

Ранним жарким утром на станции Ржев из плацкартного вагона (на купе денег не было) московского поезда в компании зеленых юнцов вышла моложавая женщина в видавших виды джинсах и майке, с рюкзаком за плечами - гражданка США Нина Тумаркин. В рюкзаке лежало командировочное удостоверение Ассоциации поисковых объединений, подтверждавшее, что профессор истории Уэлсли колледжа, научный сотрудник Гарвардского университета направляется с группой "Дозор" в Тверскую область, Ржевский район, сроком на 4 дня.

Ассоциация - это сотни отрядов по всей СНГ, тысячи "штыков", вернее, лопат. Отряды ищут и хоронят останки павших на войне. В прошлом году схоронили 18.349 солдат, почти все - без имен. Так и пишут на столбике, на кресте: "Здесь лежат 11 человек из 20 миллионов". Теперь - из 27. Зимой ребята сидят в архивах, составляют маршруты. Летом - в лес. "Дозор" уже десять дет прочесывает Карелию, Мясной Бор, окрестности Ржева.

Щуп - он издает характерный звук, коснувшись человеческой кости, - профессорше, конечно, не доверили. Выдали саперную лопатку и велели работать с осторожностью. Ее покорила "серьезная нежность", с которой ребята обмывают свои находки. Обратили ее внимание: "Смотрите, какие они молодые, зубы белые, ровные. Один стеснительно сказал: "Мне хочется погладить каждый череп".

Не сдержавшись, Нина всхлипнула. Я спросила, было ли ей страшно. Нет, не страшно - горько. Но: "Я впервые поверила в ваше будущее. Эти дети будут прекрасными взрослыми". У костра под звездами "дозорные" устроили встречу с войной. Вышел из тьмы к огню семнадцатилетний Саша в форме тех лет, и стал солдатик из 41-го вспоминать, где сражался, о чем думал, как сложил голову. А сверстники из 92-го, уже хлебнувшие той правды о воине, которую ему не дано было знать, расспрашивали его.

В лесу у брошенной деревеньки ученая гостья из США продолжала исследования по своей научной теме - мифы и реальность войны.

Как, почему американка, пусть русского происхождения, из Санкт-Петербурга, откуда ее состоятельные дедушка и бабушка (она и научила русскому языку) бежали в 17-м в Финляндию, - как она пришла к этому предмету, изучаемому сейчас с той тщательной профессиональной непредвзятостью? которая пока недоступна многим нашим специалистам по ВОВ? И то сказать: ни в одном поисковом отряде ни разу не появлялись историки. Американка - первая.

В университете она слушала курс русской истории, ходила на спецкурс "Мифы о Ленине". Светская религия, механизм мистико-ритуальной пропаганды - может быть, по контрасту с американской историей - все больше занимали воображение выпускницы Гарварда. Пробой сил стала докторская диссертация "Культ Ленина, его истоки и раннее развитие". Первая книга - "Ленин жив! Обожествление Ленина в Советской России".

Полтора десятка лет Нина регулярно ездит в Россию по научному обмену, в командировки, да просто за собственные деньги. Круг коллег-единомышленников, друзей и знакомых - чисто московских масштабов. А рабочие места - по всей стране. Музеи Вооруженных Сил, Революции ("Какие там фонды плакатов гражданской войны!") и студия военных художников, архивы и парад на Красной площади, историческая библиотека и Мамаев курган. После плавания по Днепру и праздника 40-летия Победы в Москве и Волгограде профессор Тумаркин "окунулась в войну". Интересовавшая ее политическая мифология охватывала не столько события самой войны, сколько отражение их в народном сознании, трансформацию образа войны.

У себя в колледже она ведет русскую историю, как говорит, "от Рюрика до Жириновского". И есть у нее особый семинар - Россия в войне. Семинар - не лекция, тут спорят, открывают душу. Профессор Тумаркин считает, что ее первейшая обязанность, историка и воспитателя - передать ученикам нравственный опыт минувшего:

- У нас женский колледж. Мои студентки - очень благополучные девушки, склонные к самолюбованию. Я должна заставить их выйти из себя, поставить себя, на чужое место. Ведь это случайность, что они родились в Америке, во второй половине века. А могли - в первой, могли Зоей Космодемьянской, Анной Франк. Я не собираюсь учить их страдать, но хочу, чтобы знали, что такое страдание. Если удивляются - уже хорошо. Моя студентка, прочитав "Крутой маршрут" Евгении Гинзбург, говорит: "Откуда у нее такая сила? Наверное, от души, от поэзии, веры? А я бы покончила с собой, потому что у меня ничего этого нет, я пустая". Они видят; что я очень люблю Россию. Знаете, какую я предпочла тему для экзаменационного реферата: "Что, по-вашему, должны представлять собой музей и памятник на Поклонной горе".

Найдется ли в России институт, университет, где бы студенты писали курсовые о Поклонной горе?

Знакомство с "Дозором" состоялось 9 мая в сквере у Большого театра. Они пели под гитару песни о войне. До того Нине встречались другие мальчики-девочки - либо замершие изваяниями с автоматами в руках у гранитных обелисков, либо откровенно плюющие на все, абсолютно все, включая войну. И вдруг эти, среди стариков-ветеранов, со светлыми лицами.

Надо ли объяснять, что было важно понять американке в молодых москвичах, тратящих свои каникулы, отпуска, скопленные десятки на изнурительные походы по болотам и чащобам! Она боялась восклицаний, но к ним никто и не прибегал... "Делаем то, что надо делать" - и все. Выводы, к которым она пришла, тоже не укладываются в красивые слова, Напротив, ребят ведут гнев и стыд за государственную ложь. Никто не забыт? А черепа на земле? Теперь-то они: знают, что стоила на войне жизнь и что - память о ней. Они ищут простое, реальное, необходимое, из чего можно сложить моральную опору нравственного поведения в безнравственное время. Похоронить человека - естественный, изначальный долг людей. По Суворову - война не закончена, пока не похоронен последний солдат. Они завязывают свои - честные - связи с прошлым, с историей, которой их лишили, потому что то, что о было до революции, отрублено, а что после - то миф.

Нина заканчивает новый труд - "Война в русской памяти". Не написана последняя глава. Было их уже четыре, но каждая устаревала к моменту, когда ставилась точка. Пятый вариант будет называться "Дети Антигоны". Помните - презрев жестокий царский запрет, Антигона погребла тело брата...

С собой в штат Массачусетс Нина увозит солдатский котелок. Как залог возвращения в Ржев?

- Да я без всяких залогов приеду снова и сына привезу. Николасу семь лет. Достаточно сознательный возраст для того, чтобы чужое горе стало личным переживанием, чужое благородство - жизненным примером. Опять же, как полагает Нина, узнавание войны, вообще России - духовное дело, приобщиться которому человеку следует как можно раньше.