Началась встреча с любимым поэтом нескольких поколений несколько необычно.

- Так! - оглядев аудиторию, спросил Валентин Дмитриевич, - чем будем заниматься?!

Дима Ерусалимский: - Вы нам что-нибудь расскажите, а мы зададим вопросы, как всегда!

В.Б.: - Вы полагаете? Почитать вам стихи, почитать вам сказку?

Все: - Сказку, сказку!!!

В.Б.: - Почитаю кусочек. Это сказка большая и такая хитрая. Дети ведь обычно верят сказкам лет до десяти. А потом начинаются вопросы: почему, например, Иван-царевич такой мазила, что попал стрелой в болото? И вообще стрелы зачем пускали? Можно ведь невесте и в глаз попасть... Ребенку небольшому все ясно, потому что в нем живет еще сознание первобытного человека. А старшему неясно. И что такое терем, и каково человеку, который идет через мир говорящих зверей - все это надо объяснять.

(И наш гость прочитал довольно большой фрагмент сказочной повести, объясняющие все неясные места в сказке ``Царевна-лягушка'').

В.Б.: - Одобряете такую сказку?

Все: - Да-а-а!!!

В.Б.: - Это вот как fantasy на Западе, только на русской основе. Я хочу еще одну сказку составить из русских сказок. Чем я занимаюсь еще? Я написал довольно много песен для телепередачи ``В мире животных''. Их там, в передаче, поют композитор Григорий Гладков, сочинивший к ним музыку, и сам Николай Николаевич Дроздов. Кроме того, сейчас я пишу диалоги для маленьких детских мультиков. Три, уже готовых, мне дали. Четвертый мультик я сочинил сам, пятый и шестой сделаю по своим сказкам. Я не люблю долго заниматься чем-то одним! Потом я очень много переводил из бельгийского поэта Мориса Карема - совершенно замечательный поэт! Вот что хотите - почитаю. Хотите - песни зверей? Могу волка, могу зайца, могу медведя, могу кабана, могу козу...

(И тут мы начали наперебой просить Валентина Дмитриевича: ``а про волка?'', ``а про зайца?'', ``а про кабана, ну пожалуйста!'' - и услышали замечательные песни зверей, в каждой из которой был несколькими мазками нарисован портрет ``исполнителя''. У Валентина Дмитриевича вообще оказалось много, по его выражению, ``зверского'' - прозвучали, например, известные стихи про котенка, который кинется на все, что сдвинется, и про кошку-маму, усердно умывавшую приемного сына-щенка)

- Я и про людей пишу! - заключил под общий смех Валентин Дмитриевич.- Причем про людей разного возраста. Кто в каком классе?

(Последовали нестройные ответы, а затем стихи про школу, про первую любовь, про все школьные возрасты и про все-все школьные уроки. Вслед за ними - переводы из Мориса Карема, а потом Валентин Дмитриевич и вовсе читал наугад по книге)

Андрей Колпаков: - А про компьютер у вас что-нибудь есть?

В.Б.: - Я на компьютере сам работаю, но как-то ничего еще про него не сочинил. Я, грешный человек, и про пишущую машинку, на которой работал раньше, не сочинил... Про ручку сочинил! ``Очень весело пишется ручке, буквы держат друг дружку за ручки...'' А на компьютере меня научил работать мой внук. И вот однажды он приходит - я сижу работаю, набираю стихи, сохраняю, потом включаю принтер, распечатываю... А внук смотрит с такой нежностью на меня и говорит: ``Дед! Я всегда знал, что ты способный человек!'' Я говорю: ``Милый мой! Если б я не был способным человеком, то в кого бы ты был таким гениальным?''

Я очень много стихов написал о школе, о детях, о своем собственном детстве, о войне... Сейчас у меня по Рен-ТВ было два ``Домашних концерта'', где пелись мои песни. В том числе и мной самим. Мне аккомпанировали очень хорошие музыканты. Сам я играть на гитаре не умею. Это целая история... Я очень рано научился читать. В четыре года я уже так бойко читал! От меня прятали книги про любовь, а я был очень вредный мальчишка: если спрячут, значит, я непременно найду. Начал читать - скучища невообразимая!.. И что взрослые в этом находят? Такая тоска! Никто не выстрелит, никто ни за кем не погонится, ужас какой-то! И только одна фраза мне понравилась в каком-то переводном романе: ``Бедный мальчик, бедный крошка, у него, вероятно, глисты!'' И вот как-то один мальчишка мне сказал: ``Ну ты, поэт, я вот тебя!...'' Я посмотрел на него и так процедил сквозь зубы: ``Бедный мальчик, бедный крошка, у него, вероятно, глисты!'' Он заплакал и говорит: ``Ну я тебе потом покажу!'' Ради этого, конечно, стоило прятать книжку. И вот как-то я смотрю - что такое: все мои друзья ушли в школу, а я, грамотный человек, уже ``Геккельбери Фина'' читаю, ``Пионерскую правду'' читаю, потому что в ней печатается ``Буратино'' и ``Тайна двух океанов''... Все читаю! Тогда детской читальни в моем городке не было, - а я хаживал в читальню еще до школы - и меня сажали на крыльцо, чтобы и я своим смехом не мешал взрослым. И вот я сидел на крыльце, читал и смеялся.

И вот - все ушли в школу. Сижу один, как дурак, в холодной песочнице... Игрушки холодные, роса холодная... Друзья мои в школе все... Рядом малыши, что мне с ними играть? ``Как на Валины именины испекли мы каравай'' - ужас какой... И тогда я решил пойти в школу. Я пришел в школу, вошел в первый класс, скромно сел на заднюю парту, сижу. Учительница, конечно, меня заметила. Сидит мальчик пяти лет - пришел в школу... Она говорит: ``Мальчик, а ты что здесь делаешь?''
- ``А я учиться хочу.''
- ``А ты знаешь какие-нибудь буковки?'' Я говорю: ``Знаю.''
- ``Вот возьми букварик...''
Я взял и - тра-та-та-та-та-та-тррррр! Она говорит: ``Стой, стой, остановись! А какой-нибудь стишок ты знаешь?'' Я говорю: ``Да!'' Вышел, встал в позу и сказал: ``То рыцарь ли знатный иль латник простой...'' - и всю балладу ``Кубок'' Шиллера в переводе Жуковского... Учительница решила, что пришел гений! И осторожно спросила: ``А что ты еще умеешь?'' А я был маленький, фантазер... У малышей ведь фантазии выскакивают мгновенно... Я сказал: ``А еще я умею играть на гитаре.'' Но она поверила! И послала девочек в соседний дом за гитарой. И вот девочки принесли гитару с двумя пышными коричневыми бантами. А я же маленький на самом деле, хоть и читать умею! Книги не сделали меня умнее... Я как заору! И с этим воем я помчался по лестнице, по коридору, боясь обернуться - мне казалось, что гитара за мной гонится! Вот такая мрачная история. Вот я и не научился играть на гитаре - а жаль! Я бы так хорошо играл на гитаре, пел бы свои песни... Правда, язычок у меня был острый, и 25 лет своей жизни я прожил в сталинские времена, так что меня бы, конечно, за эти песни посадили бы, но был бы другой опыт...

Андрей Колпаков: - А вы знакомы с Эдуардом Успенским?

В.Б.: - Мы с ним большие друзья. Мы даже песни сочиняем вместе для передачи ``В нашу гавань заходили корабли.'' Меня с ним познакомил Борис Заходер, он сказал: ``Прочтите стихи молодого инженера, по-моему, талантливые.'' Я прочел и сказал ``Очень талантливые!'' - и подружился с ним. Так мы дружим до сих пор. И кто слушает передачу ``В нашу гавань заходили корабли'' - это песни дворовые, уличные, - тот заметил, что мы все время ведем там дружеские споры.

Дима Христич: - А какая книга раньше вышла: ``Вниз по волшебной реке'' Успенского или ваша ``Царевна-лягушка''?

В.Б.: - Раньше, конечно, Успенский.

Дима Христич: - Очень похоже по строению, вы у него, ну, как бы сказать, подсмотрели, или сами додумались?

В.Б.: - Нет, не сам додумался. Это Успенский однажды мне сказал: ``Валентин Дмитриевич, беда с русскими сказками, дети после 10-11 лет их не читают, уходят из мира фольклора, я вот буду писать про молодильные яблоки, а вас прошу написать про царевну-лягушку!'' Ну, я и написал. Я просто его последователь, я по его просьбе это сделал.

Андрей Колпаков: - А Григория Остера вы знаете?

В.Б.: - С Григорием Остером мы тоже дружим. Когда он написал своих ``38 попугаев'', то все перепугались, еще были такие времена... Что такое, непонятно! ``Валентин Дмитриевич, - сказали мне, - вы известный поэт, напишите рецензию, чтобы начальство не придиралось, мы хотим издать эту книжку!'' Я написал: ``Какая замечательная педагогически полезная книга! Наконец-то есть наша, советская книжка диалогов, по которой дети могут учиться родной речи...'' - и эти казенные слова помогли книжку отстоять.

Андрей Колпаков: - А вы пишете только юмористические стихи?

В.Б.: - Нет, всякие.

Дима Христич: - Но только детские?

В.Б.: - Нет, не только детские. Очень много не детских стихов, даже большая часть.

Антон Быков: - В каком возрасте вы начали писать стихи?

В.Б.: - Я ждал этого вопроса! Сочинять я начал рано, а писать поздно. Я сочинял дразнилки на всех мальчиков нашего класса. Был у нас такой Борька Кожухов, он меня стал обижать, и я на него сочинил дразнилку. Есть такая дразнилка народная: ``Иди прямо, прямо, прямо, там помойная яма, в ней сидит Борис, председатель дохлых крыс''. Ну вот, я и сочинил: ``Иди прямо, прямо, прямо, там помойная яма, в ней сидит Борис Кожух, председатель дохлых мух''. После этого он уже меня не то что не обижал, а тут же со мной подружился и стал меня охранять... Про всех мальчишек я сочинял, потому что было над чем посмеяться: этот длинный, этот толстый, этот курносый, этот длинноносый... Про девочек я не сочинял, потому что у них реакция непредсказуемая. На мальчишку сочинишь - он полезет драться, а что будут делать девочки - неизвестно. То ли заплачут, то ли сами про тебя что-нибудь сочинят...

Марк Шафир: - А над учителями смеялись?

В.Б.: - Над учителями в общем-то не смеялся, хотя бывали случаи. Однажды нужно было сочинить казенный стишок, в стенгазету. ``Валя, сочини, пожалуйста, ты у нас поэт!'' И вот я написал: ``Ты прожил лето без забот, начни же свой учебный год отличною отметкой и будь хорошим деткой!'' Учительница говорит: ``Вот тут конец какой-то не очень...'' Я говорю: ``А что, смысл неправильный?'' - ``Нет, правильный...'' Так и напечатали в стенгазете, все хохотали.

А один раз я даже над профессором посмеялся. Я был археологом. Мы раскапывали скифский город. Скифы - пахари, об этом пишут древние греки. А вот их земледельческие орудия не найдены. Курганы находят, но там сплошь вооружение: мечи, щиты. И вот профессор Граков, который вел эти раскопки вместе с украинским археологом, тоже пожилым таким, серьезным... ``Ну, батюшка, отец и благодетель, - говорит он мне, почесывая себе бороду, - что новенького? Что это у вас такое?'' - ``Да это, говорю, второй серп скифов-пахарей.'' Тут два пожилых археологов уединились и долго беседовали. Потом профессор Граков говорит: ``Валечка, отец и благодетель, будьте так добры, укажите источник, где опубликовано что-нибудь про первый серп скифов-пахарей?'' Я говорю: ``Да вон он, я его уже упаковал!'' А там на могилах половцев и скифов стоит то, что народ называет каменными бабами. Хотя они далеко не все женщины. И профессор их на экспедиционные деньги купил для Запорожского музея. А нужно же платить рабочим. Он мне говорит: ``Отец и благодетель, сходите на почту, дайте телеграмму: Запорожье, музей, еду с каменными бабами, шлите деньги, Граков.'' А село было длинное, километров, наверное, восемнадцать, и почта была в двенадцати километрах. Я пришел, а телеграфистка говорит: ``Я не могу дать эту телеграмму! Это шифровка!'' А это было сталинское время, 49-й год, шпионов боялись до полусмерти!.. Я говорю: ``Какое слово смущает?'' Она говорит: ``Каменными.'' Я говорю: ``Снимите!'' Пришел к профессору, говорю: ``Вот, даже на одном слове сэкономил.'' Он спрашивает: ``На каком? О, ужас! - возопил он, - Запорожье, музей, еду с бабами, шлите деньги, Граков! Нас, археологов мало, все будут знать, это перейдет границы нашей родины и все поколения археологов будут рассказывать это как анекдот!..'' В общем-то, так оно и вышло... (дикий хохот присутствующих)

Дима Ерусалимский: - Но вы не сказали, как вы стали записывать стихи!

В.Б.: - Сначала меня записывали. Я посмотрел фильм ``Гаврош'' и послушал передачу про Робин Гуда, где хороший очень был мотив. И я сочинил песню, соединив мотив из передачи и мысль из фильма: ``Король забыл в лесу штаны...'' Я это спел, а у нас жили московские пионеры, и мы с ними дружили и воевали. Все их мероприятия мы затмили, потому что их, например, военная игра не шла ни в какое сравнение с нашей! Часть московских пионеров перешли к нам, часть наших к ним, и мы были в состоянии такой детской войны. Все время в дозоре - потрясающе! В общем, эти мои стихи уехали в Москву. А потом я стал сочинять такие графоманские стихи: ``Хорошо купаться, хорошо играть, хорошо на солнце летом загорать'' - какой-то ужас, чрезвычайно похожий на то, что печаталась в тогдашних газетах и журналах. Ужасные стихи были! Я один раз в пионерском лагере на линейке прочел свои стихи. Штук пять! Вожатые и девочки аплодировали, а мальчики насупились... Ночью меня накрыли одеялами и долго били подушками. Молча. Чтобы по голосам не узнал, кто. Я говорю: ``За что?'' - из-под подушки. И тогда один измененным голосом сказал: ``Содрал из газеты и выдаешь за свои! Бей его, ребята!'' С тех пор я подражательных стихов больше не писал. Даже сам не себе не подражал - а то изобьют еще! И все сюжеты я брал из своей собственной жизни. Все, что у меня в стихах написано, все было со мной.

Андрей Колпаков: - А у вас есть стихи про транспорт?

В.Б.: - Полно!!! Про какой тебе? (Прозвучали стихи про метро). Однажды я вошел в стеклянную дверь, не открыв ее - я думал, что этой двери нет. Мне сделали операцию в Институте Склифасовского, и вот два молодца-санитара, не поступившие в медицинский институт, катят меня по коридору и развлекают светскими разговорами: ``Скажите, а какими видами транспорта вы ездили? Вот таким видом вы еще не пользовались?'' Я говорю: ``Таким не пользовался'' - ``А каким пользовались?'' - ``Ну летал, ездил поездом, плыл на пароходе... На верблюде, - говорю, - ездил...'' Они: ``Как на верблюде? Где?!!'' - и чуть не уронили меня. Я говорю: ``В пустыне Каракум.'' ``Счастливец!'' - сказали они. Положили меня в палату - больно зверски! Подходит красавица нянечка - не поступившая тоже в институт - и говорит: ``Скажите, а вы писатель?'' Я говорю: ``Да вроде бы...'' - ``Вы знакомы с Евтушенко?'' Я говорю: ``Мы с ним на ты.'' ``Счастливец!'' - сказала она. Так я два раза был счастливцем в один день...

А потом Валентин Дмитриевич подписывал нам книги. А по поводу нашей 16-й комнаты он сказал: ``Все на свете интерьеры начинаются с пещеры!'' И мы поблагодарили нашего гостя и разбежались по своим пещерам...